Исторически города строились не всегда спонтанно, многие возводились с прицелом на будущее, а сами города становились символами этого будущего. В свое время мы посмотрели, кто из писателей и поэтов писал о городах, в том числе о Томске. В том числе обратили внимание на книгу «День второй», выпущенную известным советским писателем, мэтром литературного дела Ильей Эренбургом. Там прямо противопоставляются старый, купеческий, деревянный город Томск и новый город, которого еще нет, это город Кузнецк. Там был еще Новосибирск, позиционировавшийся как Сибирское Чикаго, у которого было будущее. А такие города, как Томск, по мысли Ильи Эренбурга, были приговорены историей, и город должен был умереть. Но дальше он размышляет: «Но в Томске был Университет, и сюда приехали 40 тысяч студентов: буряты, якуты. Им не нужна была философия, они знали, что приехали учиться точным наукам, они будут строить будущее». На примере Кузнецка, который пока еще в землянках, автор описывал его, перекликаясь с Маяковским, как проект города-сада, который строится людьми ради будущего, он репрезентирует будущее футуристическое общество.
Если оглянуться, то у нас было много попыток простроить такие города, часто их называли студгородками, во многих регионах Советского Союза. Есть примеры новых городов, построенных на фоне нефти и газа разведки — это совершенно новые поселения. В 60-70-е годы по стране в границах городов активно строились так называемые академгородки. Они вдвойне были ориентированы на будущее. И даже сельское хозяйство, памятуя Никиту Сергеевича Хрущева, тоже ответило на эти вызовы. Создавались агро-города, колхозы-города, совхозы-города. Город очень много значит для социума. И если пользоваться выражением известной урбанистки: «это не просто жизнь между домами, это еще и манифестирование будущего».
У американцев есть интересное описание Американского фронтира — это целые лагеря, поселки, построенные с учетом того, что в них живут временно, что скоро немногочисленное население этих поселков перейдет на новую землю, откроет свой Клондайк, разбогатеет и так далее. А пока живут вот так. Я думаю, что мы в какой-то степени живем местами точно также, нам неважно, как выглядит город, главное, что мы живем, а дальше в будущем у нас будет все нормально.
Основная тема моего доклада — право на город. Мы уже больше года обсуждаем эту проблему, она уже выстреливает как метафора, как политический лозунг. Думаю, что в новых условиях, которые продиктовала пандемия, в условиях управленческого преобразования, с развитием идеи публичной политики, проблема прав гражданина на город поднимается достаточно остро. И все непросто. Надо определиться, кто в постпандемийном будущем уже будет владеть этим правом на город, а кто только попытается им овладеть. Какие коммуникационные механизмы данное право устанавливают, можно определиться с позиции конструктивизма. Маскируются цели фактических правообладателей города. Есть определенные законодательные рамки: год назад Европейская Экономическая комиссия ООН опубликовала документ, который называется «Социально-умные устойчивые города». И слава тем ученым, общественникам и политикам, которые эту проблему поставили. Определяя и декларируя цели устойчивого развития планеты, города в свое время вообще не учли, отчасти лишь упомянув их цели устойчивого развития №17. Это первое.
Второе: ООН назвала 21-й век веком городов, но каких именно городов – большой вопрос. Мой доклад посвящен Анри Лефевру. Его исследователи и последователи, такие, как Девид Харви, Мери Кинг, говорят о том, что в 21-м веке каждый год будет прибавляется городское население в размерах, кратных населению современного Лондона. Только, где будет тот рост: в цивилизованных условиях или в отдельных фавелах? Анри Лефевр сформулировал свое видение будущего: в нем он противопоставляет свой взгляд на общественные пространства, свой взгляд на право на город тому, что делается сегодня с точки зрения нелиберальной политики, нелиберальной экономики. В прикладном плане то, что мы изучаем, отливается в новое направление, которым не занимается никто в мире – политическая урбанистика. Это проблемы не только городских конфликтов и городского управления. Это то, как город возвращает себе право субъекта политики. Считаю, что это основное право. Город обязан вернуть себе право быть основой политической пирамиды: на нем построены государства, партии, элиты, медиа и т.д. Политическая урбанистика способна выстроить такую концепцию.
Вернусь к нынешним обладателями и претендентам права на город. По всему миру из городов вымывается промышленность. Вместе с промышленностью вымывается и класс, связанный с индустриальным производством. Город, по сути, потерял свою индустриальную основу, появились новые термины и социальные группы «Креативный класс» — так называемая креативная экономика, вместо индустрии в городе повсюду всевозможные конторы, конструкторские бюро, которые что-то придумывают. Вместо идеи и старого смысла города, который покоился на традициях и выращивал свой бренд, имеем искусственно сконструированный, видим, что идет брендирование города. И это уже позиционируется, как новая политика, идут обсуждения: «давайте что-то сделаем, будем проводить мероприятия, это будет приносить нам прибыль». То есть, город начинает торговать своим именем. Хорошо это или плохо – не мне судить. Думаю, что, если это выгодно, то это будут делать.
Не надо упускать из виду и тему экспорта образования. Если посмотреть, сколько за последнее время возникло университетов, проанализировать, сколько университетов, привязанных к месту и истории, а сколько виртуальных университетов. Я не отрицаю значения 4-й промышленной революции, как и не отрицаю эти образовательные попытки, они своевременны и современны, это не ностальгия по прошлому, 4-я промышленная революция, как производство знания. Мы никуда от этого не денемся, знания сегодня – это главный эквивалент прогресса. Не информация, не межличностная коммуникация, а информация передачи знаний и коммуникация по поводу знаний. Появился термин «умные города». Появилась программа «Социально-умные и устойчивые города», рассчитанная до 2030 года, она достаточно долгосрочная по нынешним мерками измерений. Что подлежит там критике? По сути дела, там очень хорошо поработали авторы программы, многое учли. Но в программе очень много декларативных перечислений тех наработок, что разрабатывались последние 10-20 лет. Вот самые топовые идеи и перечисляют: социально-устойчивый город должен быть умным, должен быть здоровым, должен быть социально-доступным. Вплоть до того, что город для пенсионеров, город для малоподвижных граждан и так далее. Считаю, что это плохо: нельзя выстроить образ будущего, опираясь на город, используя уже отработанные материалы — что-то из методов еще работает, а что-то уже ушло в историю. Людям, которые все это скалькулировали, им реально не хватило креатива. Считаю, что и для науки, и для практики, и для людей, которые рефлексируют по поводу города, сегодня очень много работы. При этом вокруг очень много ловушек. Например, коллеги из МАРХИ рассказывают о том, что сегодня конструированием городов занимаются IT-шники, они не имеют представлений об архитектуре, о том , как и где жить людям. Но при этом они решают на практике ровно те же вопросы: как компактно сконструировать квартиру, как одну квартиру поставить на другую, как на месте деревянного дома поставить 24-хэтажный дом и чтобы все смотрелось грамотно. Считаю, что это плохо, когда нет взаимодействия. Но это мои размышления, как социолога.
Что происходит в городах, из которых вытесняется индустрия? Люди, которые работали на производствах, также вытесняются, они никогда не станут профессорами, не станут хорошими мастерами, допустим, производящими сувениры. Не станут издателями глянцевых журналов или разработчиками IT-приложения. Все эти программы переподготовки для «серебряного возраста» или для рабочих слоев — это из научного коммунизма. Куда их девать? Люди ушли из этого города, они нигде не остались.
Сегодня мы обсуждаем, достаточно ли старый у нас город Томск: все-таки больше 400 лет. Но ведь сами по себе здания людям ни о чем не говорят. У нас население обновляется достаточно быстро. Мы проводили социсследования, определяя процент людей, которые живут в Томске 15 лет – эти люди уже считают себя коренными томичами. Но у них нет исторических связей с городом. Они понимают, что есть дома, улицы, они могут по этим улицам проехать в своей новой машине, зайти в гипермаркет, купить еды, вернуться в «человейник» и заняться своими делами. Человек с такой позицией имеет отношение к городу? Не имеет. Во-первых, мы нарушаем социальное равновесие, против чего выступал Лефевр. Все чаще люди вынужденно меняют районы проживания: когда собсвенник меняет планы в отношении объекта, где при этом жили люди. Когда арендаторам говорят: «выезжай, здесь будет микро-отель». И такое повсеместно. Человек, который прожил, условно, в Лиссабоне 50-60 лет, в одной квартире, вынужден уехать. Многие люди из достаточно старых городов – из Лиссабона, Гонконга — вытесняются на окраины, в ту самую Новую Москву, только местную. Во-первых, они платят за проезд, во-вторых, они не получают привычных условий. Возьмите березку, отрежьте у нее корни и посадите в чистом поле. Что получится? Так и переселенцы: у них ни знакомых, никого нет. Чего они боятся? Того, что не будет прежнего мира. Поэтому, социальный баланс надо учитывать. Надо дать какую-то историю новым микрорайонам. Например, районы Новой Москвы — они находятся на Московской, исторической земле, это надо обозначить. Надо создавать новые легенды о старом городе. Сейчас все пользуются QR-кодами, на каждом здании при их помощи можно рассказать, что там было. Нынешние технологии позволяют не только рассказать, они позволяют играть, показать людей той эпохи, в тех костюмах и так далее. Виктор Гюго писал: «Печатная книга уничтожила архитектуру» — то есть человек перестал впитывать архитектуру. Но эту потерю может компенсировать цифра. должна вернуть цифра. Все вращается по спирали. Сегодня визуальное восприятие снова более важно, чем текстовое. Цифра уничтожила книгу, но она может помочь на время вернуть прежний облик, может достроить реальность. В такие «умные города» я верю. Еще один момент, касающийся уже «здоровых городов» Я бы в любой приличный город внес запрет на проезд машин по определенным улицам. Здоровый город – это квартал, где люди передвигаются пешком, где люди передвигаются на велосипедах, машины диверсифицированы в потоке общественного транспорта, личного транспорта, проезд только спецмашинам и личному транспорту. Это автомобильное безумие должно в какой-то момент остановиться. Отчасти этому может помочь тот факт, что часть сотрудников адаптировалась к удаленному формату работы и сотрудники не хотят возвращаться в офисы в прежнем режиме. Если комбинированный формат приживется, то это снизит пассажиропоток.